Навигация по сайтуНавигация по сайту

Новый взгляд на зависимость: можно ли побороть ее?

Во время своего путешествия в Колумбию в 80-х я кололась кокаином и героином, иногда множественное количество раз за день, а шрамы, оставшиеся с тех времен, видны и сегодня. Я продолжала злоупотреблять, даже после того, как меня выгнали из университета, после того, как я чуть не умерла от передозировки, и даже после того, как меня арестовали за торговлю наркотиками, несмотря на то, что я знала, что бросить тогда означало уменьшить шансы попасть в тюрьму.

Мои родители были морально опустошены: они не могли понять, что случилось с их «одаренным» ребенком, всегда преуспевавшим в школе. Они всё продолжали надеяться, что каким-то чудным образом я просто остановлюсь, хотя каждый раз, когда я пыталась бросить, я возвращалась к наркотикам в течение пары месяцев.

Грубо говоря, существует две школы мысли в отношении зависимости: первая предполагает, что мой мозг был химически «похищен» наркотиками, оставляя меня вне контроля над хроническим прогрессивным заболеванием. Вторая же считает, что я была лишь самовлюбленной преступницей, не думающей о других, и этой точки зрения придерживается большинство общества до сих пор. (Когда один из наших близких становится зависимым от чего-то, мы, как правило, склоняемся к первому объяснению, а когда чей-то другой – второму).

Нам давно нужна новая точка зрения: во-первых, наше понимание неврологии, лежащей в основе зависимости, изменилось, а, во-вторых, огромное количество сегодняшних терапий и лекарств просто не работают.

Зависимость и вправду является проблемой головного мозга, но ее причина – не дегенеративная патология, как в случае с болезнью Альцгеймера или раком, но в то же время она ни в коем случае не является свидетельством преступного сознания. Напротив, это нарушение  обучения, разница в «проводке» мозга (взаимосвязи нейронов), которая влияет на то, как мы воспринимает информацию о мотивации, награде и наказании. И, как в случае с большинством нарушений обучаемости, аддиктивное поведение развивается и формируется под воздействием генетики и окружающей среды.

Вот уже несколько десятилетий ученые  документально подтверждают связь между процессами обучения и зависимостью. Сейчас посредством исследований  на животных и работ по нейровизуализации неврологи постепенно узнают, какие области мозга  отвечают за зависимость и каким образом.

Исследования показывают, что зависимость  меняет ход взаимодействия между регионами среднего мозга (покрышка среднего мозга, или тегментум, и прилежащее ядро), которые отвечают за процессы мотивации и удовольствия, а также между частями предлобной коры головного мозга, в которой отчасти принимаются решения и устанавливаются приоритеты. В действии эти связи определяют наши ценности,  чтобы убедиться в том, что мы добиваемся наших жизненно важных биологических целей, а именно, выживаем и размножаемся.

В сущности зависимость появляется тогда, когда эти системы мозга сфокусированы на неправильных объектах – на наркотиках или саморазрушительном поведении типа любви к азартным играм вместо поиска нового сексуального партнера или заботы о ребенке. Как только это случается, начинаются большие проблемы.

Если, как и я, Вы росли с гиперактивной нервной системой, которая постоянно вводила Вас в подавленное состояние, заставляла чувствовать одиноким и непривлекательным, нахождение вещества, которое ослабляет давление социального стресса становится благословенным побегом. Для меня героин обеспечивал чувство комфорта, безопасности и любви, которых я не получала от других людей (главный агент зависимости в этих областях мозга тот же самый, что и в случае с приятными ощущениями,  - допамин). Однажды я испытала облегчение, которое дал мне героин, и я почувствовала, будто уже не выживу без него.

Понимание зависимости с описанной точки зрения нервного развития дарит нам надежду. Во-первых, как и другие нарушения обучения, например, дислексия или синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), зависимость не влияет на общий уровень интеллекта. Во-вторых, эта точка зрения допускает, что зависимость склоняет выбор человека в определенную сторону, но не полностью исключает его свободную волю. В конце концов, никто не вкалывает кокаин в вены на глазах у полиции. Это означает, что наркоманы могут научиться принимать решения, позитивно влияющие на их здоровье, например, использовать чистые шприцы, как это делала я. Исследование преимущественно показывает, что подобные программы не только помогают уменьшить уровень заражения ВИЧ, но и способствовать полному излечению от зависимости.

Такая точка зрения также объясняет, почему иррациональная тяга к алкоголю или наркотикам может быть так сильна, почему люди с зависимостью продолжают употреблять, даже если ущерб перевешивает получаемое удовольствие, а также почему часто кажется, что такие люди действуют иррационально: если Вы глубоко верите, что что-то является жизненно важным для Вашего существования, Ваши приоритеты перестанут быть понятными для других.

Но обучение тому, что управляет такими порывами как любовь и продолжение рода, отличается от  обучения голым фактам. В отличие от запоминания таблицы умножения глубокое эмоциональное обучение полностью меняет то, как Вы определяете, что для Вас важнее всего на определенном этапе. Именно поэтому Вы запоминаете свою школьную влюбленность куда лучше, чем принципы решения школьных уравнений.

Признание зависимости как нарушения обучения может помочь положить конец спору о том, нужно ли лечить зависимость как прогрессивное заболевание, как утверждают эксперты, или как душевную проблему (точка зрения, отражающаяся в криминализации потребления определенных наркотиков). Таким образом, Ваш мозг обучается не поддающемуся адаптации способу приспособления к стрессовым нагрузкам.

Более того, если управление зависимостью находится в той области мозга, которая отвечает за любовь, то процесс восстановления и лечения должен напоминать период после тяжелого разрыва, а не борьбу со смертельной болезнью. Лечить разбитое сердце тяжело, и часто этот процесс включает элементы навязчивого поведения, но это вовсе не повреждение мозга.

Для терапии здесь очень важна вовлеченность. Ведь если зависимость – это ложная любовь, тогда сострадание – куда лучший подход по сравнению с наказанием. И в самом деле, метаанализ 2007 года, объектом которого было огромное количество исследований, проводившихся на протяжении четырех десятков лет, обнаружил, что эмпатические типы терапий (такие, как, например, когнитивная поведенческая терапия или терапия усиления мотивации, т.е. те, которые воспитывают в человеке внутреннее желание измениться) работают куда лучше, чем традиционный подход центров реабилитации, суть которого состоит в том, чтобы побороть самоотречение пациента и убедить его в том, что у  него нет никакого контроля над зависимостью.

Это имеет смысл, потому что схема, которая обычно соединяет нас друг с другом в социальной среде, служит каналом для перехода на поиск наркотиков. Чтобы вернуть мозг в нормальное состояние, нам нужно больше любви, а не больше боли.

На самом деле, исследователи до сих пор не обнаружили доказательств в пользу жестоких и «карательных» подходов типа сроков  отбывания наказания в тюрьме, унижающих форм терапии и традиционных типов «вмешательства», при котором родители, сестры и братья угрожают отказаться от зависимых членов семьи. Люди с зависимостями уже принуждены схемой своего мозга справляться с негативными впечатлениями, а большее количество наказания не изменит этого.

Наряду с идеей того, что развитие также важно, исследование также показывает, что половина всех зависимостей (за исключением табачной) заканчиваются к 30 годам, когда большинство людей, страдающих от алкоголизма или наркотической зависимости, преодолевают ее,  в основном без помощи всякого лечения. Я перестала принимать наркотики, когда мне было 23. Я всегда думала, что бросила потому, что наконец осознала, что моя зависимость мне вредила.

Но в равной степени возможно, что бросила я потому, что стала на это биологически  способна. Во время юношества «мотор», руководящий желанием и мотивацией, становится сильнее. Но, к сожалению,  только  после лет так 25 мы можем взять под контроль частичное управление этим мотором.  Поэтому именно в подростковый период риск развития зависимости наиболее высок. Может, банальное взросление стало тем, что помогло мне пойти на поправку.

В тот период почти все типы лечения были основаны на группах 12 шагов типа «собрания анонимных алкоголиков», которые помогают лишь меньшинству зависимых людей. И даже на сегодняшний день большинство терапий, доступных в центрах реабилитации, включают этапы типа инструкции в молитве, покорения высшим силам, признания и восстановления, расписанных в системе 12 шагов.

Никакое другое медицинское заболевание мы не лечим моральными уроками: людей с другими нарушениями обучения, а также пациентов, страдающих от шизофрении или депрессии, не заставляют извиняться за прошлое поведение.

Как только мы поймем, что зависимость – вовсе не грех и не прогрессивное заболевание, а лишь другая система нервной схемы мозга, мы сможем перестать упираться в практики, которые не работают, и начать обучать восстановлению.

В самом деле, если компульсивный мотив, который и составляет основу зависимости, можно направить в здоровое русло, этот тип схемы может стать преимуществом в борьбе с зависимостью и не только. В конце концов, если настаивать на чем-то, несмотря на отказ и возможность бросить, то это может привести не только к зависимости (как это произошло в моем случае). Ведь без этого я не могла бы стать хорошим писателем. Способность упорно продолжать начатое – ценное качество, а людям с зависимостью нужно просто научиться тому, как поменять его направление.

Майя Сзалавиц, "New York Times"

Опубликовано: 28.06.2016 в 16:46

Похожие статьи

Вперед Назад

Комментарии

Комментарии отсутствуют

Выберите себе хорошего специалиста!

Понравилось? Поделитесь с друзьями или разместите у себя: